«У нас стойки по 100 часов, упадут, обольем водой – опять стой«.
Речь шла о пытках, применяемых к подследственным.
Стойка – это одна из пыток применяемых в Западно-Сибрском НКВД, – когда человека заставляют стоять много часов до изнеможения (часто, более суток), требуя подписать нужные «следствию» показания.
Мы нашли этого НОСОВА (обновили его нарабатываемый профиль фотографиями и другими данными).
Прожил он почти 80 лет, умер только в 1985 году, в Новосибирске.
Бывший же его начальник ОВЧИННИКОВ, будучи уже сам арестованным (буквально через год после их разговора), ощущая приближение собственной смерти – расстрела, так вспоминал об этом:
Из предсмертной записки начальника Томского горотдела НКВД – Ивана ОВЧИННИКОВА:
<…>
О методах следствия
Я считаю, что методы следствия в Томске были более гуманитарными, чем в УНКВД, чем в Москве, чем в других городах.
Да, стойки к очень ограниченному кругу лиц по правым применяли, но ведь это детский лепет по сравнению с тем басом тяжелых физических избиений, которые были в Москве и даже в УНКВД.
Как можно обвинять меня в этом, если даже в 1939 г. в Москве я был свидетелем очень тяжелых физических воздействий на арестованных.
Но главное не в этом даже, а в том, что и мне, и другим арестованным следователи заявляли, что им это разрешено и ссылались при этом на ЦК и правительство. Это было в Москве в 1937, 1938 и 1939 гг. В Томске не били [это ложь – см. значение термина «мировые» – прим. KARAGODIN.ORG], я не допрашивал, не кричал, не издевался [это ложь – см. воспоминания МЕДВЕДЕВОЙ – секретарши ОВЧННИКОВА – прим. KARAGODIN.ORG].
И стойки арестованных стали практиковать только при ПУЧКИНЕ, который ездил в СПО УНКВД и перенял это, а я не стал препятствовать.
Примеры, говорят, сильнее правил, а для меня авторитет решений ЦК, пример поведения таких людей, как ЕЖОВ, был выше авторитета УПК.
Приехал из Москвы, из НКВД-центра СОКОЛОВ (бывший начальник оперпункта в Томске), говорит: “Бьем, сам ЕЖОВ в Лефортово допрашивает и бьет, я тоже на допросе бил».
Приехал из УНКВД НОСОВ, говорит: «У нас стойки по 100 часов, упадут, обольем водой – опять стой«.
Приехал ПУЧКИН мой из УНКВД, и я согласился на стойки.
Хотя это противно мне до омерзения по морально-нравственным убеждениям.
В Москве, во внутренней и Лефортовской тюрьмах в 1939 г. я видел сам и слышал о стойках по 72–100 часов, избиении резиновыми дубинками и палками по всем частям тела и по голым пяткам, и «мат», и ругань, и всякое другое, что мне не снилось и во сне.
<…>
Последнее обновление: Суббота, 30 марта, 2024 в 10:34
Помогите расследованию
Любой комфортной для вас суммой: в ₽, $, € или криптовалюте — с Вашей поддержкой сделаем больше!