На фотографии тот самый НОСОВ Михаил Иванович – сотрудник сначала Томского, а затем Новосибирского НКВД (один из лучших оперуполномоченных, поэтому его к себе и “забрал” Новосибирск), приехавший в разгар операции по массовым убийствам 1937-1938 годов из Новосибирска в Томск, и заявивший начальнику Томского горотдела НКВД Ивану ОВЧИННИКОВУ:

“У нас стойки по 100 часов, упадут, обольем водой – опять стой“.

Речь шла о пытках, применяемых к подследственным.

Стойка – это одна из пыток применяемых в Западно-Сибрском НКВД, – когда человека заставляют стоять много часов до изнеможения (часто, более суток), требуя подписать нужные “следствию” показания.

Мы нашли этого НОСОВА (обновили его нарабатываемый профиль фотографиями и другими данными).

Прожил он почти 80 лет, умер только в 1985 году, в Новосибирске.

Бывший же его начальник ОВЧИННИКОВ, будучи уже сам арестованным (буквально через год после их разговора), ощущая приближение собственной смерти – расстрела, так вспоминал об этом:

Из предсмертной записки начальника Томского горотдела НКВД – Ивана ОВЧИННИКОВА:

---

<…>

О методах следствия

Я считаю, что методы следствия в Томске были более гуманитарными, чем в УНКВД, чем в Москве, чем в других городах.

Да, стойки к очень ограниченному кругу лиц по правым применяли, но ведь это детский лепет по сравнению с тем басом тяжелых физических избиений, которые были в Москве и даже в УНКВД.

Как можно обвинять меня в этом, если даже в 1939 г. в Москве я был свидетелем очень тяжелых физических воздействий на арестованных.

Но главное не в этом даже, а в том, что и мне, и другим арестованным следователи заявляли, что им это разрешено и ссылались при этом на ЦК и правительство. Это было в Москве в 1937, 1938 и 1939 гг. В Томске не били ^{[это ложь – см. значение термина “мировые” – прим. KARAGODIN.ORG]}, я не допрашивал, не кричал, не издевался ^{[это ложь – см. воспоминания МЕДВЕДЕВОЙ – секретарши ОВЧННИКОВА – прим. KARAGODIN.ORG]}.

И стойки арестованных стали практиковать только при ПУЧКИНЕ, который ездил в СПО УНКВД и перенял это, а я не стал препятствовать.

Примеры, говорят, сильнее правил, а для меня авторитет решений ЦК, пример поведения таких людей, как ЕЖОВ, был выше авторитета УПК.

Приехал из Москвы, из НКВД-центра СОКОЛОВ (бывший начальник оперпункта в Томске), говорит: “Бьем, сам ЕЖОВ в Лефортово допрашивает и бьет, я тоже на допросе бил”.

Приехал из УНКВД НОСОВ, говорит: “У нас стойки по 100 часов, упадут, обольем водой – опять стой“.

Приехал ПУЧКИН мой из УНКВД, и я согласился на стойки.

Хотя это противно мне до омерзения по морально-нравственным убеждениям.

В Москве, во внутренней и Лефортовской тюрьмах в 1939 г. я видел сам и слышал о стойках по 72–100 часов, избиении резиновыми дубинками и палками по всем частям тела и по голым пяткам, и “мат”, и ругань, и всякое другое, что мне не снилось и во сне.

<…>

---

Последнее обновление: Суббота, 30 марта, 2024 в 10:34

---

Подпишитесь на наши Telegram и Twitter