Премьера!

---

СЛАДКОЕ ДЛЯ ПАМЯТИ

Пьеса российского драматурга – Виктора ШЕНДЕРОВИЧА^{* [в 2021 году признан в РФ иностранным агентом]}, созданная по мотивам материалов проекта Расследование КАРАГОДИНА.

ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ

Опубликовано: в 04:04 – 5 декабря 2019 года, в сеть Интернет из г. Томска, Россия.
URL: https://karagodin.org/?p=30188
KARAGODIN.ORG

---

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ШЕНДЕРОВИЧЕМ ВИКТОРОМ АНАТОЛЬЕВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ШЕНДЕРОВИЧА ВИКТОРА АНАТОЛЬЕВИЧА
18+

---

Виктор ШЕНДЕРОВИЧ (аннотация):

Перед вами самая необычная (как минимум, для меня) публикация художественного текста.

Пьесу «Сладкое для памяти» я написал летом 2019 года.

Ключевая метафора и пара главных героев (старый вампир и его память) повели меня в свой диалог, и очень скоро этот диалог пришел к месту, где должна была начинаться собственно фактура – наша великая отечественная фактура, вековая работа тружеников ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ, нашей палаческой элиты…

И тут я понял, что мне не надо ничего сочинять.

И открыл расследование томского журналиста Дениса КАРАГОДИНА, пошедшего по следу убийц своего прадеда и тех, кто покрывал это убийство сорок лет спустя и продолжает покрывать сейчас…

Денис нашел их и предал гласности эти кровавые имена.

Он сделал то, на что не решилась Россия. Если бы решилась – нами бы не руководили наследники палачей. Но это уже другая тема.

А я в те дни снова – уже глубоко – погрузился в толщу реальности, вскрытой КАРАГОДИНЫМ…

Я написал странную пьесу – фантасмагорию, пронизанную документом. Упырь и его карлик-память вспоминают в итоге реальные события и реальных людей. Иногда я чуть менял имена и топонимию, иногда позволял себе оставлять в тексте убийц из карагодинского расследования. Есть в пьесе и их прямые цитаты из рассказов о тех событиях…

Это мясо жизни дало мне основания отдать «Сладкое для памяти» – в Театр.DOC

На читку пьесы – 1 декабря, в юбилей Большого террора – пришел Денис. Он и предложил сделать то, что лежит сейчас перед вами: опубликовать пьесу, прошив ее гиперссылками на свое расследование. «Так достигается обратная инверсия художественного теста в документальную практику», написал он.

Да. Достигается.

---

Документальная инверсионная премьера

– [публикация] художественного текста пьесы Виктора ШЕНДЕРОВИЧА “Сладкое для памяти“, созданной по мотивам материалов проекта “Расследования КАРАГОДИНА“; впервые представленная (состоялась читка) – 1 декабря 2019 года в Театре.DOC, на Болотном острове в Москве.

Пьесу на читке представили: 1) автор – Виктор ШЕНДЕРОВИЧ ^{*[в 2021 году признан в РФ иностранным агентом]} (читавший за нарратора и Карлика), 2) актер – Сергей ФРОЛОВ (игравший СЫСОЕВА), 3) актриса – Татьяна ВЛАДИМИРОВА (игравшая МАТУШКУ). В зале театра все зрительские места (порядка 100 человек) были заняты – аншлаг.

Публикуемый оригинальный фантасмагоричный текст автора прошит гиперссылками, фотографиями, прямыми и контекстными материалами “Расследования КАРАГОДИНА” ^{(выбранными Денисом КАРАГОДИНЫМ, руководителем следственной группой расследования)}, – так достигается обратная инверсия художественного теста в документальную практику.

ФОТОГРАФИИ

АУДИО

Во время читки пьесы, из зала (с последнего ряда), велась аудиозапись на мобильный телефон (качество соответствующее):

ТЕКСТ ПЬЕСЫ

---

“В квартире героя странным образом обитает карлик Порфирий…”

---

< начало текста >

Виктор Шендерович ^{*[в 2021 году признан в РФ иностранным агентом]}

СЛАДКОЕ ДЛЯ ПАМЯТИ
Галлюцинация в одном действии

Действующие лица:

1. Сысой Ильич Сухотин, очень старый человек
2. Матушка, его жена.
3. Карлик Порфирий
4. Следующий

Действие происходит в [квартире] Сухотина.

Сцена первая

Сухотин медленно бредет через сцену.
За ним, след в след, идет Карлик.

СУХОТИН (остановившись). Какое сегодня число?
КАРЛИК. Хер его знает, Сысой Ильич. Какая разница?
СУХОТИН. А год?
КАРЛИК. Без понятия.
СУХОТИН. Х-хе. Сдавать стал, Порфирий. Ничего не помнишь.
КАРЛИК. Так это с утра. Сейчас мы с тобой, старым козлом, чаю попьем, сладенького поедим – все вспомним!
СУХОТИН. Ну, смотри…
КАРЛИК. Сладенького – непременно!
СУХОТИН. Учи ученого. Как раз апельсиновых долек купил…
КАРЛИК. Чур, мне!
СУХОТИН. Смешной ты. Тебе, тебе…
КАРЛИК. Память-то не казенная, своя!
СУХОТИН. Садись за стол. Руки мыл? Шучу. На!

Ставит перед Карликом коробку апельсиновых долек. Карлик немедленно расковыривает липучку и начинает трескать дольки.

КАРЛИК. Полезно для памяти!
СУХОТИН. Ну вот и ешь. И вспоминай… Чур хорошее только!

Наливает чашку (одну) и тоже садится за стол.

КАРЛИК. А зачем плохое трогать? Хорошего, по-всякому, больше было. Славную жизнь прожили, Сысой Ильич!
СУХОТИН. Да грех жаловаться… И вон в каком возрасте, а голова ясная! Сколько мне лет, кстати?
КАРЛИК. До фига, Сысой Ильич. Столько не живут.
СУХОТИН. Да ладно тебе.
КАРЛИК. Что ладно! Второй век коротаем.
СУХОТИН. Да? (Подумав). Жизнь прожить – не поле перейти!
КАРЛИК. Вот и я о чем. Уникальный случай! (Ест апельсиновую дольку, вспоминает). Почти. Под Кемью еще есть один… заслуженный работник культуры. Еще при царе Алексее Михайловиче начинал, в Тайной канцелярии. Рассказывал: там дыба такая была, с иглами… Вертится и протыкает человека помаленьку… Красота!
СУХОТИН. Чего это ты вдруг?
КАРЛИК. Так. Вспомнилось.
СУХОТИН. Ты давай, это… с разбором вспоминай.
КАРЛИК. А дай направление правильное!
СУХОТИН. Про баб.
КАРЛИК. О-о-о, это дело. Прямо скажу тебе: есть чего вспомнить!

Выскакивает из-за стола и начинает кружить вокруг Сухотина, который продолжает чаепитие.

КАРЛИК. Ходоки мы с тобой были, Сысой Ильич, ох! Дым стоял по местам боевой славы! (Смеется).
СУХОТИН. Кого сейчас вспомнил?
КАРЛИК. Анисьеву!
СУХОТИН. Напомни.
КАРЛИК. Да девку с третьего этажа! В Омске, после войны.
СУХОТИН. Это которая сверху жила?
КАРЛИК. Ну!
СУХОТИН. Она Анисьева была?
КАРЛИК. Конечно.
СУХОТИН. Откуда знаешь фамилию?
КАРЛИК. Здрасьте-пожалуйста! Она ж к нам на прием записывалась, насчет брата. Чтоб ему условный срок дали. Он по пьяни набузил чего-то, ну ему и влепили по двести восьмой. Часть вторая, там до семи лет…
СУХОТИН. Да хрен с ним, с братом! Про Анисьеву давай.
КАРЛИК. Ох, горячая была девка! Шмыг, бывало, вниз по лестнице…
СУХОТИН. А я уж наготове!
КАРЛИК. Да чего там готовиться.
СУХОТИН. Точно. На такую и у мертвого встанет. Сразу в коридоре ее и приходовал.
КАРЛИК. Но в смысле морали, мы к ней с презрением относились.
СУХОТИН. В смысле морали – да. Блядь была, конечно.
КАРЛИК. Это дай бог всем!
СУХОТИН. Она же потом внимания стала требовать!
КАРЛИК. Ага! подарки ей дари! И главное, прямо во время процесса…
СУХОТИН. О! Ты помнишь?
КАРЛИК. Так еще бы. Мы ее пялим, козу, а она – ты когда мне подарочек подаришь? У нас прямо упало тогда, помнишь?

Хохочет. Сухотин хохочет тоже.

КАРЛИК (угорая). Раз, и все…
СУХОТИН (сквозь смех, добродушно). Молчи ты…
КАРЛИК. Так у любого упадет!
СУХОТИН. Но сладкая была. Прямо для этого дела.
КАРЛИК. «Подарочек»…

Смеются. Потом успокаиваются и пьют чай – один, потом другой, совершенно одинаковыми движениями.

КАРЛИК. А умерла потом нехорошо. От инсульта.
СУХОТИН. Зачем об этом.
КАРЛИК. Восемь лет лежала колодой.
СУХОТИН. Неужели восемь?
КАРЛИК. Ага. А ты ни разу не спросил про нее даже. Нехорошо, кстати.
СУХОТИН. У кого я должен был спрашивать?
КАРЛИК. Да хоть бы у мужа.
СУХОТИН. Ладно тебе.
КАРЛИК. Боялся засветиться?
СУХОТИН. Хорош, говорю!
КАРЛИК (извиняясь). Я же все помню.
СУХОТИН. Помнишь – и молчи! Не все наружу выволакивай. Второй раз замечание тебе делаю.
КАРЛИК. Так я же приватно, тебе только. Я же чужим – молчок! А мы с тобой – одна душа…
СУХОТИН. Все равно не надо! (Пауза). Испортил настроение, дурак. Так славно вспоминалось… Давай хорошее чего-нибудь.
КАРЛИК. Про баб?
СУХОТИН. Да хоть про что. Хорошее!
КАРЛИК. Так по заказу не вспоминается, Сысой Ильич.
СУХОТИН. Ешь сладкое!

Карлик трескает дольки. Что-то, действительно, вспоминает. И даже открывает рот, но опасливо косится на Сухотина.

СУХОТИН. Не смей.
КАРЛИК. А что я?
СУХОТИН. Не смей даже в ту сторону! Не вздумай.
КАРЛИК. Что я могу сделать? Оно же вспоминается…
СУХОТИН. Я предупредил. Про детство давай!
КАРЛИК (радостно смеется). Про детство!
СУХОТИН. Вот и давай.
КАРЛИК. Как мы с тобой шубы с мамзелей снимали, после синематографа!
СУХОТИН. Ты с ума сошел, что ли?
КАРЛИК. А чего? Весело было.
СУХОТИН. Какое ж это детство? Это уж… юность.
КАРЛИК. А! Да.

Входит Матушка.

МАТУШКА. Сухотин, так и сидишь тут?
СУХОТИН. Сидят в лагере, тютя! А я на свободе. Что хочу, то и делаю!
КАРЛИК. Хорошо ты ее срезал, Сухотин, вот прямо классно срезал!
МАТУШКА. Погулял бы часок в парке, на воздухе, ирод! Кружочек по дорожке… Тебе врач что велел? Два часа в день!
КАРЛИК (громко подсказывает). Врач – вредитель!
СУХОТИН. Врач – вредитель!

Сухотин и Карлик смеются – синхронно и одинаково. И «отбивают пять», хлопая друг друга по ладоням.

МАТУШКА. Ооой… Смешно ему. Упрямый стал – сил нет! Ужин скоро, не наедайся ерундой. (Уходит).
КАРЛИК (вослед). Сама ты ерунда! (Сухотину). Как мы жили с этой дурой?
СУХОТИН. Молчи.
КАРЛИК. Да что ж такое? Слова не сказать! Целую жизнь с дурой прожили по его милости, а я молчи!
СУХОТИН. Уймись ты наконец!
КАРЛИК. Помнишь синеглазую, в рабфаке? Как она на нас смотрела, как смотрела, м-м-м… А ты на дылде женился. Вот чего ты на ней женился?
СУХОТИН. А то ты сам не знаешь!
КАРЛИК. Знаю! (Смеется). Из-за папаши ее, товарища Строева! Ох, мы боялись его!
СУХОТИН. Ну не так уж чтоб боялись…
КАРЛИК. Боялись, боялись, не спорь. Поджилки тряслись! Галифе такие… Ордена! Как это называлось, где он командовал, помнишь?
СУХОТИН. Нет.
КАРЛИК. Облпромсбыт! А он был – начоблпромсбыт! Я все помню! (Есть дольку). Не любил он нас, зверюга.
СУХОТИН. Много о себе понимал.
КАРЛИК. Так и я о чем. Потом-то притих, как чистки начались. В глаза заглядывать начал…
СУХОТИН. Это уж… – когда я по советской линии пошел-то? В каком году?
КАРЛИК. В двадцать восьмом.
СУХОТИН. Не в двадцать девятом ли?
КАРЛИК. В двадцать восьмом! Еще трамвай пустили в тот год. Мы на нем до службы и катались.
СУХОТИН. Точно!

Карлик достает велосипедный звоночек и звонит два раза, как звонили трамваи.

КАРЛИК. Следующая остановка – улица Августа Бебеля!
СУХОТИН. Дай мне!

Тоже звонит в звоночек.

СУХОТИН. Августа Бебеля!

Смеются и обнимаются. Расцеловываются троекратно.

СУХОТИН. А сахарин кусковой был, большими кусками!
КАРЛИК. Не, не. Сахарин – это еще до нэпа…
СУХОТИН. Ну ладно, не спорю.
КАРЛИК. А при нэпе – ммм… Цукаты, помнишь?
СУХОТИН. И сметана жирная пошла! И в рыбном такие… как же их?
КАРЛИК. Балыки, осетровые!
СУХОТИН. В такой бумаге, да?
КАРЛИК. Пергаментной.
СУХОТИН. М-м-м…
КАРЛИК. В веревочках, чтобы нести удобнее!

Вдруг достает откуда ни возьмись балык на веревочке – и делает круг вокруг Сухотина.

СУХОТИН. Да, да, да!
КАРЛИК. По ксиве, на праздники. А шоколад? В заказе, из американской помощи… – ах!
СУХОТИН. Какой помощи?
КАРЛИК. Здрасьте-пожалте! Америкосы присылали, в помощь голодающим Поволжья. На Первомай, в заказе!

СУХОТИН (вскрикивает). На Первомай! (Хватается за голову, стонет). Первома-ай!

Пауза.

КАРЛИК (совсем другим голосом). А-а. Что вспомнил…
СУХОТИН. О чем ты?
КАРЛИК. Сам знаешь, о чем. Какой год был?
СУХОТИН. Перестань!
КАРЛИК. Семьдесят девятый.
СУХОТИН. Прекрати, тебе говорю!
КАРЛИК. Первомай – семьдесят – девятого – года…
СУХОТИН. Не надо!

Карлик вдруг сильными движениями выволакивает Сухотина из-за стола и тащит его к окну.

СУХОТИН. Прекрати! Что ты делаешь?

Карлик распахивает окно – и в комнату врывается громкий треск ледохода.

КАРЛИК. Обвалился берег на майские, да? – на ледоход, на Оби. И размыло калашовский яр. Берег-то и обрушился. А оттуда – косточки человеческие. И тела полезли из-под известки … Откуда косточки, товарищ Сухотин?
СУХОТИН. А?
КАРЛИК (подтаскивая Сухотина к столу и направляя ему лампу в глаза). В глаза смотреть! Чьи косточки? Откуда тела?

СУХОТИН. Откуда мне знать?
КАРЛИК. Правильно. Откуда нам знать? Начальника ГОВД – как была фамилия?
СУХОТИН. Беккер.
КАРЛИК. Правильно: Курт Беккер, из ссыльных немцев. Он и доложил, про тела, да?
СУХОТИН. Да.

КАРЛИК. А вы что, товарищ Сухотин? Вы что сделали?
СУХОТИН. Доложил наверх.
КАРЛИК. Правильно. В обком, товарищу Бортникову… Ну! Что я из вас клещами тяну? Что дальше было? Говорите, ну!
СУХОТИН. Люди стали приходить на берег. И откуда узнали? Дьявольщина какая-то. В тот же день приходить начали. Ходят, смотрят и молчат… Нехорошо они молчали, нехорошо. Все же знали, что там было.

КАРЛИК. Так знали все-таки?
СУХОТИН. Все всё знали. Центральная окружная тюрьма НКВД… Все знали. Вот и ходили вдоль осыпи, искали своих…

КАРЛИК. Расстрелянных.

СУХОТИН (после паузы). Ну да.

Еще пауза. Карлик протягивает банку, Сухотин берет одну дольку, ест.

СУХОТИН. Там песок был, и известью сверху заливали, так что тела-то сохранились. Сдавленные такие, конечно, были. Сверху такой белесоватый слой — известка, а снизу если смотришь – кровь, потеками. Где больше, где поменьше потеки кровяные. Слоями они лежали, мертвецы. Слой – сантиметров семьдесят.
КАРЛИК. Много их было?
СУХОТИН. В яре? Невозможно сказать. Много.
КАРЛИК. Продолжайте.
СУХОТИН. Потом из других мест приезжать стали… Люди. Собираются, разговаривают, на нас волками смотрят, в открытую уже… Эксцесс! Мы дружинниками берег оцепили, потом забор поставили и милиционеров. Народ от яра разгоним, а они снова приходят. Мы ждем, чего из Москвы скажут: дело-то политическое, – а ледоход все идет, река берег моет, яр осыпается… И тела новые оттуда! А девятое мая на носу. Эксцесс! Потом из Москвы сказали: захоронение уничтожить. Собрание было в области. Товарищ Бортников сказал: это дезертиры, в войну расстрелянные. Ну и все.
КАРЛИК. Дезертиры…
СУХОТИН. Товарищ Бортников сказал.
КАРЛИК. Дальше.
СУХОТИН. Не хочу дальше. Устал.

Карлик выключает лампу.

КАРЛИК. Ну, хорошо. Для первого раза хватит.
СУХОТИН. Я полежу.
КАРЛИК. Погоди лежать, Сысой Ильич. Полежим еще, успеем. Отдохни чуток – и давай дальше вспоминать.
СУХОТИН. С ума ты сошел.
КАРЛИК. Забыть все равно не получится.
СУХОТИН. Нет?
КАРЛИК. Не-а. Даже не надейся. Как два парохода подошли из Томска, помнишь?

СУХОТИН. Нет!
КАРЛИК. Ну что ты как маленький, Сысой Ильич. Все ты помнишь прекрасно. Как они назывались?

Протягивает Сухотину банку с дольками. Сухотин не берет.

КАРЛИК. Придуриваешься ты, Сысой Ильич. Не хочешь сотрудничать со следствием. Нехорошо. Один пароход был – «Советская Конституция», а второй – «Партизан Федор Селезнев». Стали они кормой к берегу и начали размалывать тела. Комитетчики из яра тела к реке сбрасывали, бульдозерами их туда подгребали, а корабли уж, винтами, в труху тех мертвецов мололи. (Пауза). Это же ты и придумал, Сухотин.

СУХОТИН. Не помню.
КАРЛИК. Ты, ты… А зачем?
СУХОТИН. Не помню!

КАРЛИК. Так это же самое интересное! Зачем тебе это было? Хочешь, покопаемся не торопясь? (Пауза). Не хочешь? Ну, дело хозяйское. Тебе же не спать теперь.
СУХОТИН. Чего это вдруг не спать.
КАРЛИК. Так…
СУХОТИН. Прекрасно спал много лет.
КАРЛИК. А теперь перестанешь.

Резким движением надевает на Сухотина наушники. И сразу – очень громко – двойной гудок парохода, и бурление воды под пароходным винтом, и моторы бульдозеров, и звуки осыпи…

Сухотин пытается снять наушники, но Карлик, навалившись, вжимает их ему в уши. Сухотин кричит. Борьба. Наконец Сухотину удается отшвырнуть Карлика и содрать наушники с головы. И сразу становится тихо.

СУХОТИН. Чего тебе надо?! А? Ты чего? Ты чего?!

На крик прибегает Матушка.

МАТУШКА. Ты мне, Сысой?
СУХОТИН. Уйди отсюда!
МАТУШКА. Ты чего на меня кричишь?
СУХОТИН. Уйди!
МАТУШКА. Ты, Сысой, если спятил, то лечись. А кричать на меня не надо. Я сама если закричу, война начнется. Взял моду.
СУХОТИН. Уйди прочь! А-а-а!
МАТУШКА. В лес иди и на дятлов кричи там. У меня методическая конференция в пятницу! У меня конь не валялся! Я убилась уже об падежи! Ты мне нервы не мотай!
СУХОТИН. Я тебя умоляю… Дай мне побыть одному.
КАРЛИК. «Одному»! (Хохочет). Одному-у!

Сухотин со стоном хватается за голову.

МАТУШКА. Тебе пенталгину от головы – или сразу яду?
СУХОТИН. Уйди!
МАТУШКА. Я уйду, Сысой. А вернусь с санитарами. Господи, когда ж это кончится, а?

Уходит. Пауза.

КАРЛИК. Когда это кончится, Сысой Ильич, как ты думаешь?

Сцена вторая

Сухотин спит.
Карлик сидит рядом, грызя апельсиновые дольки.

Сухотин вскрикивает во сне.
Карлик подходит к нему и молча смотрит в лицо.

Подтаскивает граммофон, ставит рядом, заводит – и потрескивающая пластинка, соскакивая, начинает петь одно и тоже, утесовское: “ой, что это там движется вдоль по реке?” – соскакивает – «Пароход!»

Сухотин протяжно стонет.

Карлик вынимает из-под подушки Сухотина наган.

Дверь шкафа открывается, оттуда выезжает манекен.
Карлик медленно поднимает руку и целится манекену в затылок. Щелчок курка – и Сухотин просыпается с криком.

Тишина. Потрескивание граммофона.

СУХОТИН (после паузы). Который час?
КАРЛИК. Ночь.
СУХОТИН. Пить охота.
КАРЛИК. Попей, Сысой Ильич. Попей…

Сухотин встает и идет на кухню.
Натыкается на манекен. Смотрит на Карлика. Тот услужливо протягивает наган. Сухотин молча проходит мимо и открывает холодильник.

Там на полке, стоит несколько разнокалиберных банок, наполненных кровью, с какими-то наклейками. Сухотин изучает наклейки, вынимает одну банку, отливает в стакан и пьет.

КАРЛИК. Полегчало от кровушки?
СУХОТИН. Заткнись.

Пьет кровь.

КАРЛИК. Может, покаемся?
СУХОТИН. Пошел ты…
КАРЛИК. Куда же мне идти? Я с тобой теперь, до конца. Плохо тебе, Сысой? (Сухотин не отвечает). Так еще хуже будет. Давай покаемся? И сами покаемся, и про всех все расскажем, до кучи, а? Во веселуха будет напоследок! Про особую тюрьму, про тифозные баржи, про яр… Как не хватало спирта для исполнителей… Помнишь исполнителей, Сухотин? Копытин прикомандированный, Кох, Нестеренко… Ну?

Сухотин молчит.

КАРЛИК. Пантелеев, Симаков, Гуревич… Пантелеева потом на культуру бросили, смешно получилось. Самодеятельностью заведовал… Как с ума все посходили, когда открылось. Как струсили, какие телефонограммы слали. Как затряслись они там. Как прислали своих упырей, металлолом к телам привязывать, чтобы все в Обь ушло. Чтобы рыбы убитых хоронили, вместо людей… Какое завтра число?
СУХОТИН. Не знаю.
КАРЛИК. Восьмое. Отличное число, чтобы начать рассказывать правду! Да и девятое не хуже. Мы же в восьмое не уместимся. Ее же много, правды, – да, Сысой Ильич? Давай выспимся и все расскажем.
СУХОТИН. Кому?
КАРЛИК. Людям.
СУХОТИН. Каким людям? Те умерли, а этим ничего не надо.

КАРЛИК. А которым было надо, тех мы тоже достали, да?
СУХОТИН. Чего ты хочешь?
КАРЛИК. Покоя хочу – для тебя же. Помрешь ведь, не облегчившись.
СУХОТИН. А кто тебе сказал, что я помру?
КАРЛИК. Опа. Ну ты даешь, Сысой Ильич. Как же не помирать-то? Все помирают.
СУХОТИН. Вот и пускай. А я еще гемоглобинчика попью – и не помру!

Пауза.

КАРЛИК. Кто-нибудь знает, что ты вампир?
СУХОТИН. Товарищи по работе в курсе.
КАРЛИК. Думаешь, не выплывет?
СУХОТИН. Выплывет – посадим за клевету.
КАРЛИК. Х-хе. Это правда. Все у вас схвачено, у упырей…

СУХОТИН. Никогда тут не было ничего другого, дружок. Всегда так было – и всегда будет. Не тереби. Слежалось – и забылось! И еще тыщу раз – слежится и забудется.
КАРЛИК. Забудется, да не навсегда… А люди… да… хер на блюде… (Разглядывает банку). Кровушка – вещь питательная… Детская лучше всего, Сысой! Молодит.
СУХОТИН. Там и детская есть.
КАРЛИК (рассмотрев этикетку на банке). А-а, тридцать второй год… Да… Переселенцы?
СУХОТИН. Переселенцы.
КАРЛИК. Не жалко их?
СУХОТИН. Если всех жалеть, так хоть не работай.
КАРЛИК. Ах ты…

Вдруг снова хватает Сухотина за грудки и тащит к дверце шкафа. Распахивает дверцу. За ней – чернота, пронизанная лучом прожектора. Гул и плач врываются в комнату из черного провала.

СУХОТИН. Я их, что ли, переселял? Ты чего? Ты чего, эй!

Карлик продолжает таскать Сухотина, как тряпичную куклу, распахивая двери в черноту и тыча Сухотина носом в гул и плач.

КАРЛИК. Ну да, ты ни в чем не виноват! Ну конечно! Ты только принял их, как велели, три баржи людей, да по баракам рассовал – в холод, без лекарств, без воды… с инфекционными вместе… А уж померли они сами! Конечно! Причем тут ты? Ты отличник труда! Там девочка была, помнишь? Когда ты пришел принимать партию! Со второй баржи! она к тебе бросилась…
СУХОТИН. Не надо! Не надо!
КАРЛИК. Девочка маленькая, с меня росточком, татарка!
СУХОТИН. Я прошу тебя! Не это! Не надо!
КАРЛИК. За маму просила…. Забрать в больницу! Или хоть воды дать. Мамка у нее помирала от тифа, помнишь? Глаза – помнишь? Девочка, совсем стригунок. Как смешно она говорила: пажялуста, пажялуста… Как хватала за рукав, а ручка как щепочка…
СУХОТИН. Молчи!
КАРЛИК. Татарка!
СУХОТИН. Молчи!
КАРЛИК. Татарка! Татарка!

Сухотин хватает Карлика за горло и трясет его, продолжая кричать свое “молчи”. Потом тащит ослабевшего Карлика в чулан и после короткой борьбы сажает его на цепь. Оба тяжело дышат. Пауза.

КАРЛИК. Зря ты так. Не поможет…
СУХОТИН. Поможет.
КАРЛИК. Татарка!
СУХОТИН. Заморю тебя, сволочь.
КАРЛИК. Дольки-то принеси.

Сухотин молча показывает кукиш.

КАРЛИК. Нельзя мне без сладкого, ты чего. Мне же для памяти!
СУХОТИН. К черту твою память. К черту!

Пауза.

КАРЛИК. Это так не делается, Сысой. Ты мне поверь. По-другому надо. Все вспомнить надо, до последней крошечки! А иначе не избыть, изведешь себя только. А покаешься, выговоришь тоску – авось полегчает, человеком помрешь.
СУХОТИН. “Человеком”… Дурак ты!
КАРЛИК (безо всякой обиды). Сам дурак. (Раздельно). Та-тар-ка.

Еще пауза.

КАРЛИК. Убил бы ты себя, а? Чик, и всë, никаких воспоминаний. Красота! Лежишь, в ус не дуешь… А загробной жизни, слава богу, нет.
СУХОТИН. А если есть?
КАРЛИК. А вот тогда пиздец тебе, Сысой Ильич.

Сцена третья

Матушка и Сухотин обедают. Карлик сидит в углу на цепи.

МАТУШКА. Гастал выпил?
СУХОТИН. Нет.
МАТУШКА. Обо всем тебе напоминать.
СУХОТИН. Не надо мне напоминать. Не надо – мне – ничего – напоминать!
МАТУШКА. Тогда сам пей. Не надо ему… Про выступление помнишь?
СУХОТИН. Какое?
МАТУШКА. На девятое мая, “какое”.
КАРЛИК (из угла). На первое! На первое!
СУХОТИН. М-м-м…
МАТУШКА. Да что с тобой, Сухотин? Ау! Выступление, перед пионерами! То есть, перед этими… Как их сейчас, засранцев? Юнармия, конармия…
СУХОТИН. Не помню. (Пауза). А о чем говорить?
МАТУШКА. Ты с ума сошел, «о чем»? Ты уже сто лет на девятое мая выступаешь!
СУХОТИН. А, да…
МАТУШКА. Пятый трек включай, и ни о чем не думай!
СУХОТИН. Какой?
МАТУШКА. Пятый, про войну! “Деды воевали”. Только не перепутай! А то заведешь, как в прошлый раз, про первые пятилетки, старый пень… (Смеется).
СУХОТИН. А что такого?
МАТУШКА. Да не к месту, Сысой! Соберись! Ты чего суп не ешь? Горячий?
СУХОТИН. Нормальный. (Берет солонку, солит).
МАТУШКА. Сильно не соли, посолен уже.

Сухотин продолжает солить.

МАТУШКА. Куда столько? Ты чего? (Отбирает солонку. Сухотин не реагирует). Что с тобой? (Пауза). У тебя стул вчера – был? (Пауза). Я тебе вопрос задала!
СУХОТИН. Что?
МАТУШКА. Что с тобой? Куда ты смотришь? Что там?!
СУХОТИН. Ничего.
МАТУШКА. Ну так ешь!

Сухотин ест ложку супа, морщится. Откладывает ложку.

МАТУШКА (пробует из его тарелки). Пересолил. Вот наказанье! Дай сюда.
КАРЛИК. Кого ты кормишь, дура? Убийцу кормишь!

Сухотин вздрагивает.
Матушка выливает тарелку, наливает новую. Сухотин начинает ее солить.

МАТУШКА. Сысой!
СУХОТИН. А?
МАТУШКА. Бэ! (Отбирает солонку). О чем думаешь?
СУХОТИН. О карлике.
МАТУШКА. Что?
СУХОТИН. У меня есть карлик. Он меня мучает.
МАТУШКА. О господи.
СУХОТИН. Попроси его, чтобы не мучил.
МАТУШКА (после паузы). Хорошо. Попрошу.

Еще пауза.

СУХОТИН. Прости. Я не хочу есть. (Уходит).

Матушка, помедлив, берет телефон. Набирает номер.

МАТУШКА. Кирилл Петрович? Беда у нас. Да нет: кабы умер, это бы полбеды было! Карлики у него пошли. Откуда я знаю, какого размера? Заговаривается он! Да в том-то и дело, что вежливо разговаривает! Врача надо, по мозгам. Пришлете? Стул? – не знаю. Не признается.

Обрывает разговор, потому что Сухотин возвращается. Открывает холодильник, берет бутылку водки, стакан и блюдечко с колбасой и лучком – и идет к Карлику.

МАТУШКА. Пить начал.

СУХОТИН. Давай поговорим.
МАТУШКА (в трубку). Сам с собой разговаривает!
СУХОТИН. Давай!
МАТУШКА. Завтра в одиннадцать? Жду.

Уходит.

КАРЛИК. Поздно с тобой говорить. Тебя пристрелить надо, как зверя больного.
СУХОТИН. Кто ж меня пристрелит. Я сам кого хочешь пристрелю. Да ты погоди – я же с добром к тебе… Давай выпьем!
КАРЛИК. Не хочу.
СУХОТИН. Я хочу! Давай, за нас с тобой… (Наливает).
КАРЛИК. Не хочу я!
СУХОТИН. Надо.
КАРЛИК. Мне вредно.
СУХОТИН. Да брось ты… вредно ему. За мир во всем мире, ага?
КАРЛИК. Ага. Помню я ваш мир.
СУХОТИН. Не придирайся…. Мы же неразлей вода были, всю жизнь вместе. Что мы ссоримся на старости лет? Глупо. Помнишь, как пацанами пластины воровали, из конок?
КАРЛИК. Железные? На Каланчевке?
СУХОТИН. Ага. А зачем мы с тобой их воровали, ну?
КАРЛИК. Так на ножички резали!
СУХОТИН. Вот. Все ты помнишь, какой молодец! Ну, давай – за детство!
КАРЛИК. Эх…

Сухотин выдыхает. Карлик выпивает. Сухотин стонет, вдыхает и закусывает.

СУХОТИН. Родной ты мой! (Наливает снова).
КАРЛИК. Я больше не буду.
СУХОТИН. Между первой и второй…
КАРЛИК. Я не могу больше!
СУХОТИН. За нас! За нашу жизнь, братишка… Единственную, хорошую! Как мы с тобой в Лианозово малину нашли, за дачей…
КАРЛИН (вдруг улыбается). Неспелую!
СУХОТИН. Ну! И не говорили никому, хитрованы, ходили каждый день проверять… Сколько нам лет было?
КАРЛИК. Да лет семь.
СУХОТИН. Да как бы и не меньше!
КАРЛИК. Может, и меньше… А Тутышкин Вовка съел ту малину.
СУХОТИН. Вовка… Точно.
КАРДЛИК. У него живот потом свело, да еще и мы бока намяли! (Смеется). Он картавый был!
СУХОТИН. Точно!
КАРЛИК. От брата его потом бегали!
СУХОТИН. Ага… Ну, за Тутышкина?
КАРЛИК (смеется). Давай!

Сухотин наливает и выдыхает, а Карлик пьет. Сухотин шумно вдыхает и закусывает.

СУХОТИН. Теперь – за мамку.
КАРЛИК. Нет, я все.
СУХОТИН. За мамку! Земля ей пухом, Ефросинье Кирилловне!
КАРЛИК (неуверенно). Авдотье Семеновне.
СУХОТИН. Да? Ну, хорошо. За мамку – до дна! До дна!

Карлик пьет.

СУХОТИН. А теперь – за меня!
КАРЛИК. Я не могу больше, правда!
СУХОТИН. Порфирий! За меня. За мою погубленную душу!

Вливает карлику водку в рот.

КАРЛИК. Мне плохо.
СУХОТИН. Надо!

Вливает водку в Карлика. Еще и еще.
Наконец тот падает, отрубаясь.

Сухотин расплывается в улыбке. Он совершенно пьян. Встает, шатаясь. Ногой переворачивает бесчувственного карлика. Смеется и танцует над поверженным телом, стуча себя по голове.
Потом идет к постели и падает на нее. Темнота.

В темноте из крана капает вода. Потом возвращается свет.

Сухотин так и лежит лицом вниз.

Двойной гудок парохода. Звук пароходных винтов, треск ледохода… И – в режиме слайд-шоу, с щелчками, начинают сменять друг друга фотографии из расстрельных дел: одно лицо, другое, третье …

Сухотин переворачивается на спину и открывает глаза. Звуки и лица исчезают.

Сухотин садится. Посидев несколько секунд, идет на кухню. Берет графин с водой. Открывает шкаф, чтобы взять стакан – из черного провала врывается лай собак и луч прожектора. Сухотин быстро закрывает дверцу шкафа, и лай исчезает.

Сухотин садится за стол и пьет из горлышка, из графина. Слышен плач Карлика.
Входит Матушка.

МАТУШКА. Что, Сысой? (Пауза). Чего не спишь?
СУХОТИН. Слышишь?
МАТУШКА. Что?

Пауза.

СУХОТИН. Тебе ко врачу надо, глухая тетеря!
МАТУШКА. Врач утром придет. Кого начнет лечить, тот и больной!

Уходит.
А Сухотин, немного посидев, идет в чулан, где воем воет Карлик.

КАРЛИК. Пропала жизнь! Пропала!

Сухотин снимает с него цепь, и Карлик бросается ему на шею, как ребенок, обнимает и плачет.

КАРЛИК. Пропала жизнь! Ы-ы-ы…
СУХОТИН. Ничего не попишешь. Теперь уже…
КАРЛИК. Пропала, совсем, совсем! Одна-единственная – пропала!
СУХОТИН. Ничего не попишешь… Что ж теперь. Ты поплачь да и перестань. Ну-ну… Поплачь да и перестань… Что ж теперь.

Карлик всхлипывает, успокаивается и засыпает у него на руках, продолжая всхлипывать уже в полусне. Сухотин осторожно укладывает его на подстилку.

Карлик беспокойно всхлипывает и вздрагивает во сне.
А потом снова начинает тихо выть, свернувшись калачиком и закрыв лицо руками.

Сухотин берет моток веревки и делает из нее удавку. Ищет глазами крюк.
Примеряет голову к петле. Смотрит на карлика. Пауза.
И душит его.

Сцена четвертая

Сухотин и Матушка за столом.

МАТУШКА. Вот прямо заметное улучшение! И аппетит хороший, и спал сегодня как убитый. Волшебные таблетки, не обманул доктор! Я себе такие же попросила, для хорошего настроения. Ты напоминалку поставил? Врач сказал: антидепрессанты пропускать нельзя! Поставил?

СУХОТИН. Да.
МАТУШКА. Вот и молодец! Со мной сегодня телевизор смотреть будешь. Сериал – прямо очень жизненный! Доктор велел сериал.
СУХОТИН. Хорошо.
МАТУШКА. Я тебе расскажу, что раньше было.
СУХОТИН (встревожено). Что раньше было?
МАТУШКА. В сериале! Катю бросил муж, и у нее открылись эти… экстрасенсорные способности. Она начала видеть людей насквозь! И нашла свое счастье с Геннадием, у которого умерла жена. Посмотрим сегодня вместе! Рыбу класть?
СУХОТИН. Да.

Кладет. Сухотин ест.

МАТУШКА. Вкусно?
СУХОТИН. Да.
МАТУШКА. Это я с травкой сделала… Из журнала рецепт взяла. Там же кроссворд патриотический. Очень кстати! Мне методичку новую заказали для РОНО, по истории, для учителей, в свете последнего выступления Никанора Никандровича… Тебе интересно?
СУХОТИН (поднимает голову на жену). Ты учительница?
МАТУШКА. Ты чего? – я методист!
СУХОТИН. А-а.
МАТУШКА. Сейчас очень важно правильно сориентировать молодое поколение! Очень сложное время. Вчера показывали фильм – американцы изобрели психическое оружие, внедряют в мозги двадцать пятый кадр! Знаешь, что это такое? А я тебе расскажу. Тебе показывают двадцать пятый кадр, и ты начинаешь думать, чего не было, представляешь!
СУХОТИН. Я?
МАТУШКА. Нет, вообще, человек! Перестает любить Родину!
СУХОТИН (подумав). Как фамилия?
МАТУШКА. Кого?
СУХОТИН. Человека. Адрес!
МАТУШКА. Я вообще говорю, вообще!
СУХОТИН. А-а…
МАТУШКА. Очень много интересного показывают! Погуляем с тобой по дорожке в лесу, а вечером посмотрим по программе.
СУХОТИН. Ку-ку.
МАТУШКА. Что? А, да. Кукушечка в лесу! Кукует, и сносу ей нет… А ты у меня молодец: своими ногами ходишь! Почти два часа, как доктор велел. Чего ты там говорил сегодня?
СУХОТИН. Где?
МАТУШКА. Врачу. Какая Ялта?
СУХОТИН. Ялта?
МАТУШКА. Ну, да. Когда он попросил тебя вспомнить чего-нибудь. Что за Ялта, откуда? Век, мол, прошел, а у тебя стоит… перед глазами…
СУХОТИН. А-а. Как я тебе предложение делал.

МАТУШКА. Это был Гурзуф.
СУХОТИН. Ялта.

МАТУШКА. Гур-зуф.
СУХОТИН. Я никогда не был в Гурзуфе.
МАТУШКА. Это смешно, честное слово. Грот! Лестница к морю, пальмы… Столовка… Вспомнил? Компот со сливами! Гурзуф, пансионат «Металлург»…
СУХОТИН. При чем тут металлургия?
МАТУШКА. Мне сделала путевку тетя Люба! У нее муж работал в Министерстве черной металлургии. И ты приехал, в своем синем пиджаке.
СУХОТИН. Тетя Люба?
МАТУШКА. Да.
СУХОТИН. У тебя есть тетя Люба?
МАТУШКА. Ты с ума сошел?
СУХОТИН. Нет.
МАТУШКА. Она умерла бог знает сколько лет назад!
СУХОТИН. Прости, я не знал.
МАТУШКА. Чего ты не знал?

Пауза.

СУХОТИН. Я делал тебе предложение в Ялте. На набережной. Мы ели мороженое, стаканчик с розочкой. На тебе было кремовое платье с открытой грудью.
МАТУШКА. Кремовое платье?
СУХОТИН. Да. С открытой грудью.
МАТУШКА. Грудь – была. Платья не было.
СУХОТИН. Кремовое.
МАТУШКА. Быть не могло кремового платья, дорогой! Я ненавижу этот цвет.
СУХОТИН. Да? Ну, хорошо…
МАТУШКА. Это был Гурзуф!
СУХОТИН. Ну, хорошо.
МАТУШКА. Что «хорошо»? Я говорю, как было!
СУХОТИН. Хорошо, ладно…

Телефон играет шесть нот мелодии «Союз нерушимый».

МАТУШКА. Таблетки!
СУХОТИН. Да.

Пьют таблетки.

МАТУШКА. Хорошо зашло! Жалко, раньше не знала, что так можно. (Читает по коробочке). «Паксил-бусперон». Прямо все лучше и лучше жизнь становится!
СУХОТИН. А где Паша?
МАТУШКА. Какой Паша?
СУХОТИН. Наш сын.
МАТУШКА. Он Сережа.
СУХОТИН. Да? Ну, хорошо.
МАТУШКА. Во-первых, Сережа, а во-вторых, он на засекреченной службе, запомни уже наконец! И просил не произносить его имя вслух.
СУХОТИН (после паузы). Так я и сказал: Паша. (Еще пауза). А что происходит?
МАТУШКА. Где?
СУХОТИН. Здесь.
МАТУШКА. Здесь мы рыбой ужинаем. Там кости, кстати.
СУХОТИН. Вы же Степанида Сергеевна, правда?
МАТУШКА. Почти. Варвара Семеновна.
СУХОТИН. Надо же. Но – папа ваш был в галифе, я ничего не путаю?
МАТУШКА. Да Бог его теперь ведает.
СУХОТИН. В галифе, в галифе… С балыком таким в руках. И дирижабль висел – с этим, как его…
МАТУШКА. Ну да.
СУХОТИН. А как называлась страна?
МАТУШКА. По-разному.
СУХОТИН. Его же расстреляли потом?
МАТУШКА. Папу-то? Как бешеную собаку.
СУХОТИН. Ну вот. Тогда давайте пить чай.
МАТУШКА. Давайте, Николай Кузьмич.

Пьют чай.

СУХОТИН. Кто Николай Кузьмич?
МАТУШКА. Конь в пальто!
СУХОТИН. Сысой вроде был с утра. Нет?
МАТУШКА. Так утро – когда было… У вас паспорт с собой, мужчина?
СУХОТИН. В ящике.

МАТУШКА. Надо всегда носить паспорт с собой!
СУХОТИН. Хорошо.
МАТУШКА. Иначе можно попасть в ситуацию!
СУХОТИН. Да, да…
МАТУШКА. Вы сколько таблеток выпили?
СУХОТИН. Одну.
МАТУШКА. А врач сказал – сколько?
СУХОТИН. Не помню.
МАТУШКА. Надо поспать, Сталактит Иваныч. Утро вечера мудренее.

СУХОТИН. Хорошо. (Вдруг, жалким голосом). Я ничего не помню… Я что-то… совсем ничего не помню!

Сцена пятая

Однообразно кукует кукушка.
Потом раздаются сигналы точного времени и голос по радио:
– Шесть часов в Москве!
И первый аккорд гимна: аааа!

И снова кукушка. И опять сигналы точного времени, и тот же голос по радио:
– Полночь в Москве!
Первый аккорд гимна.

Потом все то же самое происходит в чуть убыстренном варианте: ку-ку – пик! – «шесть часов в Москве» – аааа! – ку-ку – пик! – «полночь в Москве» – аааа!
Звук перемотки пленки, щелчок остановки.
И снова вступает мерное «ку-ку».

Матушка вывозит Сухотина в инвалидной коляске. Он сидит неподвижно, смотрит перед собой.

МАТУШКА (разговаривает по гарнитуре). Спал отлично. Давление сто двадцать на семьдесят. Да, с утра мерила. Да, тазепам, коринфар – как всегда. Стул – был. Сейчас посмотрю.

Заходит перед креслом и смотрит Сухотину в лицо.

МАТУШКА. По-моему, настроение хорошее. Да помню, конечно! Как я могу забыть про его день рождения, обижаете! Который уж век, запомнила как-нибудь! (Смеется). Пионеров позвали, как он любит. С тортом. Нет, один кусочек, конечно, один, не больше. Он огурцом держится, огурцом! Овощ настоящий. Днем еще раз измерю его. Конечно, напишу! (Отжимает гарнитуру, Сухотину). Ну что, дорогой? Поехали? Гагарин мой… Поехали?

Увозит коляску.

Часы бьют два раза.
Матушка провозит коляску в другую сторону.

МАТУШКА (по гарнитуре). Пионеры – к пяти. К полднику! Подгоните их к половине, пускай отрепетируют, свечки повставляют. Да я не знаю, сколько ему! Он при царизме родился, при царизме умрет. Свечек? Нет, если все ставить, торта видно не будет. Главное, чтобы нечетное число было, а то он огорчится.

Увозит Сухотина.

Часы бьют пять раз.
Матушка снова вывозит коляску.

МАТУШКА (по гарнитуре). Мы здесь уже. И вы здесь? Хорошо, сейчас. По моему сигналу. (Сухотину). Ну! Как там тебя? Сядь-ка ровненько. Сейчас будет сюрприз тебе! Сюрприз! Ты помнишь, что у тебя сегодня день рождения? Помнишь? А что мы любим на день рождения? Правильно: детей! Детей мы любим! Они и пришли! Поздравить тебя. Наше будущее! (Поворачивает коляску). Туда смотри. Оно там. Туда смотреть! (Дает отмашку). Можно!

Входит мальчик с тортом. Он в белой рубашке, в пионерском галстуке.

МАТУШКА (дирижируя). С днем рожденья тебя-я-я, с днем рожденья тебя-я-я, с днем рожде-енья….(забывает имя)… ла-ла-ла-ла, с днем рожденья тебя-я-я! Ну, раз, два, три!

Она задувает за Сухотина свечи, и мальчик влепляет торт в лицо Сухотину.
Пауза.
Мальчик поворачивается к нам лицом. Это Карлик.

Сухотин медленно снимает с лица куски торта и пробует их на вкус.
Ест – еще и еще.
Смотрит на Карлика – и улыбается. Карлик медленно стягивает с себя пионерский галстук.

СУХОТИН. Ну, наконец-то. Здравствуй, Порфирий.
КАРЛИК. Здравствуй, Сысой Ильич. Со встречей!
СУХОТИН. Где ж ты был столько лет, дорогой мой! Почему не приходил?
КАРЛИК. Всему свое время.
СУХОТИН. Да. Пора? в дорогу?
КАРЛИК. Пора, дорогой.
СУХОТИН. Вот как хорошо… О, господи. Наконец-то. Как я устал тут. Пойдем, все вспомним!

И Сухотин встает из инвалидного кресла.
Матушка кричит отчаянным криком.

На белой стене в режиме слайд-шоу начинают медленно сменять друг друга лица из расстрельных дел. Это длится долго. Почти невыносимо долго.
Лица – и бурление воды под пароходными винтами.
Потом одно лицо начинает укрупняться, и становится глазами человека, смотрящими прямо на нас.

Сухотин и Карлик стоят рядом, обнявшись. Они смотрят в эти глаза.
Наступает темнота.

Сцена шестая

Звуки траурного духового оркестра. Когда зажигается свет, Матушка на сцене одна.

МАТУШКА. Дорогие мои! Сегодня мы провожаем в последний путь человека, имя которого навсегда останется с нами. Покойный уходил так долго, что когда ушел, этого уже никто не ждал. Не могу найти слов, которые сейчас говорю. Слезы застилают меня, и мозг не может вместить. Дорогой мой! Ты прожил огромную жизнь и всю отдал. Рука об руку, не оборачиваясь, мы с тобой прошли через это и то, оставляя по себе такую память, что не приведи господи! Народы мира смотрят на нас теперь и не верят своим глазам. Они ждут, что будет. И я обещаю тебе, родной мой, что мой следующий будет достоин памяти о тебе!

Берет откуда-то винтовку и палит в воздух салютом над могилой.
Громкий вороний карк.
Матушка умело передергивает затвор и стреляет еще раз, и еще.
После третьего выстрела на сцену падает убитая ворона
Духовой оркестр играет первый аккорд государственного гимна: ааааа!

Входит СЛЕДУЮЩИЙ. Это немолодой человек. Он напоминает Сухотина (и, разумеется, эту роль играет тот же актер). Следующий по-хозяйски, не торопясь, подходит к Матушке и забирает у нее винтовку.

СЛЕДУЮЩИЙ (залу). Горько!

Целует Матушку.

МАТУШКА. Как вас зовут?
СЛЕДУЮЩИЙ. По телевизору скажут. Не заморачивайся, мать.

Продолжая держать винтовку в руке, обращается в зал.

СЛЕДУЮЩИЙ. Сразу хочу предупредить: ничего плохого тут не было. Борьба с врагами, подвиги, трудовые будни. Семейные устои, нравственность, память о прошлом… О нашем славном прошлом! В целом, так. Потом сориентирую по деталям. И тихо чтобы. (Матушке). Показывай хозяйство, мать.
МАТУШКА. Прошу вас! Располагайтесь…
СЛЕДУЮЩИЙ. Да я свой тут. Порядок только навести. Ну, это мы сейчас.

Открывает холодильник. Вынимает банки с кровью – и осматривает их со знанием дела.

СЛЕДУЮЩИЙ. Так… Девятнадцатый… двадцать девятый…
МАТУШКА. Все по описи.
СЛЕДУЮЩИЙ. Так это же хорошо! Тридцать второй год, м-м-м… Тридцать седьмой… Сороковой, польская. (Чуть картавя). Пятидесят первый… О, венгерская! Коллекционная вещь, пятьдесят шестой! Шестьдесят второй… семьдесят девятый… девяностый… Хорошо! Свеженькой бы, мать…
МАТУШКА. А вот.

С поклоном выносит на подносе стакан свеженькой.

СЛЕДУЮЩИЙ (залу). Ну! Будем здоровы? (Пьет).

Луч света находит у портала Карлика. Он стоит с коробкой апельсиновых долек. Молча протягивает ее кому-то в партере, как бы предлагая попробовать.

Занавес

июль 2019

< / конец текста >

---

ОБСУЖДЕНИЕ

После читки пьесы из зала на сцену (по приглашению Виктора ШЕНДЕРОВИЧА) спустился Денис КАРАГОДИН – руководитель следственной группы проекта “Расследование КАРАГОДИНА“, и началось обсуждение.

В дискуссии приняли участие: автор – Виктор ШЕНДЕРОВИЧ ^{*[в 2021 году признан в РФ иностранным агентом]} (читавший пьесу за нарратора и Карлика), Денис КАРАГОДИН (зритель), актер – Сергей ФРОЛОВ (игравший СЫСОЕВА), актриса – Татьяна Владимирова (игравшая МАТУШКУ), режисёр Театра.ДОК – Варвара ФАЭР, зрители из зала (порядка 100 человек).

АУДИО

Денис КАРАГОДИН вел фоновую аудиозапись на мобильный телефон (качество звука соответствующе):

---

Последнее обновление: Четверг, 9 февраля, 2023 в 19:04